глава VI

ГЛАВА VI. Крис Норман

или что такое "crap"?

Часть I

("crap"-*англ. слэнговое словечко, обозначает все те же "отходы жизнедеятельности" - догадайтесь сами:))))

Музыка - это стратегия, а баллады - ее королевская дисциплина. После того, как до сих пор я достигал успеха легкими дискотечными песнями, сейчас мне захотелось, чтобы более медленное произведение заняло верхнюю строчку в чартах. Баллады, они в каком-то смысле, как морская корова: сначала нужно долго откармливать, зато потом, когда она разжиреет и всплывет, то выместит из бассейна все остальное. Из каждой сотни - 99 обречены на неудачу. Причина: с балладами не выступишь на дискотеках, и радиостанции охотнее ставят что-нибудь быстрое и жизнеутверждающее. Без дискотек и без радио ты не попадешь в чарты, без которых не будет и выступления на телевидении. Это - железное правило. За редким исключением, баллады получаются только у великих исполнителей, например, как Элтон Джон или Уитни Хьюстон. Для новичка, они - харакири. С другой стороны - кто пролезет с балладой в чарты, тот справился с самым большим требованием в музыкальном деле. Тот выбился в люди. В балладе отделяются зерна от плевел: у быстрых песен - невысокие тона, у певцов получается их спеть. У баллад же протяжные тона, здесь и выясняется, действительно ли певец умеет петь по-настоящему.

Единственная баллада, которую мы с Modern Talking попробовали - "Give Me Peaсe on Earth" - поднялась лишь на 29-е место. Когда же мы с ней выступили, то увидели море гланд и языков, так люди широко открывали рты, чтобы зевнуть. Мои поклонники чувствовали себя лучше, когда звучали быстрые песни. Они не хотели слезливо-чувствительных напевов, они хотели ритма, настоящей вечеринки: "Давай, врубай, Дитееер! Задай перцу!". Все же, я с нетерпением ждал случая поднатореть в технике баллад.

Снова и снова, по воскресеньям, когда шел сериал "Tatort", у меня появлялся повод для жуткой нервозности. Я сидел на моем белом кожаном диване в Бергштедте и не мог вдуплиться, что за зубодробильная музыка у них была. Эрика, каждый раз, непонимающе вопрошала: "Дитер, зачем ты изводишь себя, если тебя только бесит и ничего больше?"

Нужно иметь в виду: Шиманский приманивал к телевизорам около 12-13 миллионов человек и тех кормили простейшими аляповатыми аранжировками. Если кто-то там дул в гребень, так это считалось уже почти большим оркестром. "Дитер, парень, - говорил я себе, - теперь ты должен написать для "Tatort". Ты же самый большой композитор Германии. Они просто не осмеливаются просить тебя".

Я схватил трубку телефона и позвонил стражам культурного достояния из WDR. Я сказал лишь "Болен" и "Modern Talking", и заметил прямо через телефонную линию, как у них там у всех ногти на ногах позакручивались. Болен со своей "Cheri Cheri Lady" в "Tatort" - для них это все равно, что в Соборе Святого Петра в Риме наложить кучу.

Я не расслаблялся. Прибыла Ильза Хоффманн, эдакая высокая интеллигентка в очках. Я поздравил себя: "Ну, класс, Болен! Как раз тот тип женщин, которые на тебя западают!". Однако чем отличается такая суровая женщина, рано или поздно появиться что-то, что тронет ее сердце. Я славословил, как чемпион мира. На прощанье она, собравшись, со всей своей авторитетностью важно сказала: "Прежде, чем я дам согласие, я должна это прослушать, но только один раз, господин Болен".

Эрика съездила на 1,5 часа в альстерский Торговый Центр, один из тех храмов потребления, где они всучивают ящик огурцов и 25 пар бикини простодушным домохозяйкам. Когда она вернулась, песня "Midnight Lady" была готова. Я сыграл ее для Эрики, на что та ответила: "Бээээ! Снотворное!". Протяжные звуки действовали ей на нервы. Я решил больше никогда не играть женщине, свое новое произведение. Это по-настоящему причиняет боль, как будто родишь свежую крошку-песню, а кто-то склонится над ней и скажет: "безобразно!" "Midnight Lady" была моим маленьким ребенком. Оставался вопрос: кто же должен был ее спеть? Крис Норман, солист "Smokie", герой моих юношеских лет, давно уже зависал без контрактов на запись дисков на одном из островов, где-то юго-восточнее Белфаста. И нигде у него ничего даже и не капало, кроме как из носа, никаких сдвигов. После того, как я всегда раньше пел его песни, я почувствовал, что пришел один из моих "звездных часов", теперь я могу позвонить ему и спросить, не угодно ли ему исполнить мою песню.

Крис приехал в Гамбург и записал "Midnight Lady". Фантастический певец с фантастической способностью вкладывать чувство в свой голос. Единственный, который играл в совершенно другой лиге, нежели те артисты, с которыми я до сих пор имел дело. После того, как Крис выдоил из себя последние звуки под безудержный хохот Луиса, получить готовую композицию было лишь дело техники: наложить через синтезатор ударные, эхо-эффекты - делать, так делать.

Когда с аранжировкой было покончено, Ильзе Хоффманн приехала в Гамбург во второй раз. Она внимательно прослушала мое произведение и сухо ответила: "Слишком напыщенно! Мне хотелось бы интимнее". Это смахивало будто бы на что-то слишком коммерческое. Она любила джаз, Криса Ри и пропойцу Тома Вейтса. Я все время смотрел ей в глаза и знал: Болен, если ты сейчас не подожмешь хвост, если не сделаешь, чего хочет эта ученая режиссерша, то она соберет свои монатки и уедет. И никогда в жизни у тебя не будет хита № 1 в "Таторте". Я выдвинул безмолвный девиз: уши прижать и вперед! Потянул вниз все рычаги и начал уничтожать работу 10-ти дней. В конечном счете, в ней осталось немного ударных, немного пианино и удивительный голос Криса Нормана, который выкрикивал "Midnight Lady". Но песня сама по себе была так сильна, что все эти изменения никак не сказались. Если бы только Фрау Хоффманн решила подпевать, тогда бы это было уже слишком.

С готовой песней я поехал в BMG и сказал: "Вот, это должно стать новой мелодией в "Таторте". Здесь было обычное сборище: мой старый шеф Блуме, мой Екс-оппонент Мейнен, который еще 6 лет назад хотел запретить мое пение. И мой любимый "водонос" Энду, который прокарабкался по иерархической лестнице 5-ю этажами выше, и теперь называл себя "маркетинговым босом". После презентаций песен Modern Talking они обычно карабкались на стол и орали: "Хорошо сделано! Класс!". При презентации "Midnight Lady" здесь сидела армия "носителей сомнений", из той серии, которые задумчиво встряхивают буйной головой, смотрят в ковер и шаркают ногами. И, пошло-поехало: "Эй-йе-йе-йе, ты думаешь, что умеешь создавать баллады? Не можешь ли написать что-то порезвее?". Нужно сказать, что Энди никогда в жизни не мог отличить хорошую балладу от плохой, для этого нужно иметь нежное, как суфле, сердце.. Я сказал: "Осторожнее, ребята. Эту режиссершу "Cheri Cheri Lady" не "вставляет". Если мы что-либо такое напишем, то можем забыть об этом проекте".

Часть II

Неприятная апрельская погода - вечер перед телевизором с Шиманский-шоу "Tatort". Снова я сидел на моем белом кожаном диване, снова я был недоволен. Я, правда, слышал свою песню, но я скучал за своим блеянием, этот чудесный рост самооценки от других артистов. На следующее утро я долго не выдержал в студии 33 и "попилил" наверх по Хойсвег к Карштадту. Я хотел полюбоваться своим детищем на полках музыкальных отделов и проверить, не купил ли уже кто песню. Мы судорожно отпечатали для магазинов предварительные 30 000 экземпляров. Но нигде ни одной обложки с Крисом Норманом. "Эй, девушка, у вас тут нет ни единой "Midnight Lady"!" , - набычился я на продавщицу. "Нееее, нету," - защищалась она, - "Утром было 15 штук. Но через 10 минут все были проданы".

Самый большой успех после песни "Rivers of Babylon" Boney М и Франка Фариана. Отныне в BMG было объявлено чрезвычайное положение: День и ночь они печатали пластинки. Я был уверен: защитники святого Грааля в WDR были поражены. Они меня перегрузили бы похвалами и прибили бы в вестибюле мемориальную доску в мою честь, хотя, на самом деле, все это было им неприятно. Ну так, они же зарабатывали на мне деньги: коммерческий несчастный случай. Ничего подобного больше не должно случиться. У них все должно быть одухотворенно и интеллектаульно. По-настоящему хорошим считалось, что не приносило бабок и рейтинга. Были звонки от важных людей на телевидении другим важным людям, которые выражали свои опасения: "Ой-йо-йо, этот Болен пишет, пожалуй, для каждой серии "Tatort" Что твориться? Коллеги! Что твориться?". И тенором: "Все, больше никогда, только не сюда"

"Всем позволяется двигаться далее, только этому - нет!". Три года они отстраняли меня от своих корыт, не разрешали повозиться в навозе их священной коровы. Но, так вот получается не только в любовных отношениях, но и в бизнесе: двое расходятся, а затем снова сходятся. Мне позволили написать следующую песню для "Шиманского". На этот раз композиция называлась "Broken Heroes". Снова должен был петь Крис Норман. Снова я его выкопал с острова, где он, как паломник, блюл свою веру в великое знание - что такое настоящий музыкальный вкус.

Крис прилетел в Гамбург, бросил взгляд на ноты и коротко бросил: "Нашли crap". "Эй, мужик!," - ничего не подозревая, обратился я к шефу Блуме, -"Crap? Что такое crap? Находит ли он, что это замечательная песня?" "Дрянь", - пояснил мне Блуме, - он находит ее дрянной"

Песня поднялась из "ничего" на 3-е место. С Крисом я больше не виделся. Я ему был не нужен, как казалось. Мне он также был не особенно нужен как помощник в изучении английского. Так что, мог всунуть себе палец в зад и скакать своей дорогой. Позже Крис выпустил еще один альбом, из которого продались 7000 экземпляров. Только сам по себе сингл "Midnight Lady" был продан 900000-м тиражом.

Спустя год, я написал мою 3-ю и последнюю песню для "Tatort": "Silent Water". Ее пел я сам и наполовину играл еще маленькую роль. Я был неизвестным, большим польским сутенером-блондином с маленьким черным Гольфом. Кроме того, меня представили еще и как потенциального убийцу.

"Шиманский" и Эберхард Файк, который играл Таннера, не были от меня в восторге. Они поглядывали на меня как на кружок колбасы "Мортаделла" (*похожа на обычную вареную колбасу, вроде "Любительской"), которая уже по краям стала темно-коричневой и загнулась, а им приказывают: "А ну-ка, надкусите здесь". Как-то это можно понять: если Георгу Гьотцу за свои 1,5 часа артистического успеха в "Таторте" полагалось 30000 марок, то мне за 3 минуты с "Midnight Lady" досталось в 10 раз больше. Тут уж не до того, чтоб от всего сердца воскликнуть: "Брат, как я жутко счастлив за тебя!". Кроме того, они должны были еще переваривать, как опытные профессионалы, мои тяжкие актерские потуги. Мы снимали сцену преследования. Мне сделали знак: "Газу, Дитер!". А если мне кто-то говорит "давай газу!", то я его даю.

Я выжал педаль акселератора и, неистово крутанул свой черный Гольф по кривой вправо и вмазался в бордюр задней осью. Машина - всмятку, съемки прекратили. Я знал, что сделал очень многое, чтобы Шиманский и Эберхард Файк полюбили меня еще меньше.

Я окончательно опрофенился в сцене, в которой должен был избить Таннера. Никто же не сказал мне, что нельзя при этом смеяться. А у меня осталась привычка после "Modern Talking": в камеру надо ржать. Я не нарочно это делал, это рефлекс. Вероятно, мне еще и захотелось компенсировать то, что они сделали мне прыщавое лицо и втерли грязь в волосы, хотя я всенепременно хотел быть красивым. Короче, я нашел контакт с камерой, глупо в нее сиял и молотил при этом Таннера. Мы снимали эту сцену 10 раз, пока один из ассистентов режиссера не отвел меня вежливо в сторонку и сказал: "Мужик, ты должен смотреть со злостью!".

После этих съемок, тема "Tatort" заглохла. Это, кажется, станет золотым правилом для телецентров: ни в коем случае не звони вновь людям, с которыми ты достиг когда-то успеха. В том же 1989 году я написал для ZDF успешнейший саундтрэк всех времен: "Самурай". Мы продали пол миллиона пластинок. Потом меня, правда, покатали с исполнителем главной роли Томасом Фрицхе на золоченой карете по Берлину.

После этого мертвое затишье.